Василий Андреевич Тропинин

Тропинин прошел путь от крепостного мальчика, которого хозяева использовали в дворовых работах, до крупнейшего портретиста, по сути создавшего московскую летопись первой половины XIX века в лицах.

Василий Андреевич Тропинин родился 19 марта (30 марта по старому стилю) 1776 года в селе Карповка Новгородской области в семье крепостных графа А. С. Миниха. Сразу отметим, что указанный год рождения оспаривается некоторыми искусствоведами. В качестве такового они называют 1780 год.

Общее негативное отношение историков к русскому крепостному рабству выразилось в формировании ряда стереотипов, рисующих мир крепостных как нечто сплошь «беспросветное». Действительно, «света» в нем было мало, крепостная зависимость не украшала Россию, но, между тем, в самом «сообществе» крепостных не было никакой однородности — там существовала своя социальная иерархия. И в этой иерархии отец Троинина занимал довольно высокое место. Будучи управляющим у Миниха, он в конце концов за свои добросовестные труды получил личную свободу — правда, семья его при этом осталась крепостной. Его сын смог получить начальное образование — в новгородской «народной школе», куда его отдал Миних и где он учился четыре года.

В начале 1790-х годов у юного Тропинина сменился хозяин. В качестве приданого он перешел в собственность графа И. Моркова, женившегося тогда на дочери Миниха, Наталье Антоновне. Надо сказать, что отец Тропинина, видя снедавшую сына с детства страсть к рисованию, просил Моркова отдать его в ученики к живописцу, на что получил категорический отказ. Вместо этого юношу отправили в Петербург учиться на кондитера. Произошло это в 1793 году.

В искусствоведческой литературе этот поступок Моркова оценивают по-разному — и по большей части, довольно жестко, представляя Моркова каким-то махровым крепостником и самодуром. Такая «социальная» трактовка вряд ли корректна. Забегая вперед, скажем, что «Салтычихой в штанах» граф никогда не был и всегда относился к Тропинину с большой симпатией.

Более того, впоследствии он сделал его своим доверенным лицом и со временем высоко оценил его творчество. Даровав художнику свободу, он даже просил его остаться — уже на правах свободного человека — на жительство в своем доме. Но Морков был человеком своего времени, и это многое объясняет. Сила социального внушения эпохи всегда велика, а ее инерция почти неодолима. Трудами своих крепостных, не особенно смущаясь этим фактом, в начале XIX века жили и самые либеральные и образованные дворяне. Потому что по-другому жить не умели (даже если и хотели).

Как бы то ни было, в Петербурге художественная страсть молодого Тропинина разгорелась пуще прежнего. Он поселился в доме графа Завадовского, где на его счастье обитал некий профессиональный художник — вот у него Тропинин и стал брать уроки. Иногда за искусство ему приходилось и претерпевать наказания — жена кондитера, узнававшая, что их ученик снова «бьет баклуши» у живописца, приводила его буквально за уши «на место» и приказывала высечь.

Но Тропинин — несмотря на мягкость своего характера, отмечаемую всеми мемуаристами, — был настойчив. В 1798 году он тайком начал посещать бесплатные рисовальные классы при Академии художеств, а уже с 1799 года — с разрешения графа Моркова — приступил к занятиям в качестве «постороннего ученика». В Академии молодой живописец, по свидетельству его первого биографа Н. Рамазанова, «скоро приобрел себе дружественное расположение и уважение бывших в то время на виду лучших учеников: Кипренского, Варнека, Скотникова». Отличали его и профессора — за время учебы Тропинин получил две медали за свои работы. Азы художественного ремесла он постигал в мастерской известного портретиста С. Щукина. По поводу отношений учителя и ученика высказываются разные версии. По одной из них, Щукин всегда (и впоследствии тоже) помогал Тропинину, по другой — именно он каким-то образом оказался замешан в том, что в 1804 году молодого художника срочно вытребовал к себе граф Морков. Столь неожиданным результатом закончились все ходатайства об освобождении Тропинина из крепостной зависимости (а об этом просил, в частности, и президент академии художеств граф А. Строганов). По предписанию хозяина Тропинин выехал на Украину, в село Кукавку Подольской губернии, где Морковь: обустраивали новое имение.

Здесь, выполняя обязанности лакея, кондитера и крепостного живописца, он прожил до 1812 года. В 1807 году в новой церкви, расписанной художником, его обвенчали с Анной Ивановной Катиной, местной уроженкой. Когда разразилась война с Наполеоном, графа Моркова по выбору московского дворянства назначили начальником московского ополчения. Подобно знаменитому генералу Раевскому взяв с собой обоих сыновей (младшему было лишь 14 лет), граф выехал на войну. Тропинин, возглавив обоз с морковским имуществом, двинулся вслед за ним. В Москву он прибыл уже после страшного пожара, в котором сгорел и дом Моркова. А вместе с домом — и практически все ранние работы художника. На его плечи легла задача по восстановлению дома — с этой задачей Тропинин блестяще справился.

Снова потекла прежняя жизнь. Впрочем, за столом Тропинин больше не прислуживал, в основном занимаясь живописью. В 1821 году он покинул Кукавку и вместе с Морковыми перебрался в Москву. Слава его, как замечательного портретиста, росла, все больше уважаемых в обществе людей уговаривало графа дать ему вольную. На Пасху 1823 года Тропинин получил свободу. Отметим, что жена и его единственный сын Арсений оставались крепостными еще пять лет.

Художнику требовалось срочно обеспечить себе социальную «нишу», и уже осенью 1823 года он за картины «Кружевница», «Портрет художника О. Скотникова» и «Нищий старик» был утвержден в звании так называемого «назначенного» академика (то есть кандидата в академики). Через год, представив «Портрет медальера К. А. Леберехта», Тропинин стал полноправным академиком. Ему предлагали профессорство в Академии, но живописец, отказавшись, вернулся в Москву — в чопорном чиновничьем Петербурге он чувствовал себя неуютно, к тому же семья его оставалась в Москве.

В 1824 году он поселился в доме Писаревой на Ленивке близ Большого Каменного моста и прожил здесь более 30 лет. Дни Тропинина были заполнены художническими трудами — портреты он писал без устали, и с каждым новым портретом слава его становилась все громче. Заказы сыпались на живописца один за другим. Дом его вскоре стал известен всей Москве, в нем перебывало множество знаменитостей. Особенно близко сошелся Тропинин с Брюлловым. Тот, после всеевропейского триумфа своей «Помпеи», по повелению императора вернулся в Россию и в декабре 1835 года объявился в Москве. «Брюллов, — свидетельствовал Н. Рамазанов, — пораженный в старце необыкновенной ясностью ума, свежей памятью всего былого, теплотою чувств, живительным взглядом на искусство и удивительным о нем разговором, полюбил Тропинина всей душой и редкий день не навещал его». Симпатия была взаимной.

В 1856 году умерла Анна Ивановна Тропинина, с которой художник душа в душу прожил полвека. Печаль его было велика. В том же году он переехал на жительство в собственный домик в Замоскворечье. Сын художника, пытаясь хоть как-то смягчить горе отца, приложил огромные усилия для того, чтобы в новом доме тому было хорошо и уютно. Посетители нахвалиться не могли на обилие цветов, на щебечущих канареек, на обстановку. В ответ Тропинин лишь взмахивал рукой: «Ах, не говорите этого… Старуха моя умерла, да и дверей тех нет…» — вспоминая легендарные двери своей квартиры на Ленивке, сверху донизу исписанные автографами — их оставляли те, кто не заставал художника дома. «Был Брюллов». «Был Витали». «Был Булахов». «Снова был Брюллов».

Умер Тропинин 3 мая (15 мая по новому стилю) 1857 года. Похоронили его на Ваганьковском кладбище.