АРХИТЕКТУРА ПЕТЕРБУРГСКОГО КЛАССИЦИЗМА

До недавнего времени считалось, что лишь зодчество Древней Руси отвечает нашему национальному характеру. Наоборот, архитектура после петровского времени казалась чем-то чуждым русскому народу. Слов нет, искусство наших прадедов так непохоже на все, что можно найти в других странах, что в самобытности его не приходится сомневаться. Но верен ли вывод?

В XVIII-XIX веках в Россию действительно прибывало больше архитекторов-иностранцев, чем в Древнюю Русь, а лучшие русские мастера проходили выучку в Париже и Риме. Нельзя отрицать и того, что многие памятники того времени очень похожи на произведения, созданные на родине классицизма.

И все же тот, кто долго жил в русских городах, построенных в XVIII-XIX столетиях, ни за что не согласится, что наша архитектура тогда потеряла свое национальное лицо. Трудно выразить это в словах. Но глаз улавливает особую силу русской классической архитектуры, ее спокойную и сдержанную красоту, размах и широту замысла, по которым можно отличить петербургский дворец или особняк от современного ему парижского здания.

В начале прошлого столетия самой передовой европейской страной в области архитектуры стала Франция. Еще во второй половине XVIII века здесь выступает Никола Леду, ниспровергатель традиционных ордеров и пропорций, создатель фантастических планов городов и построек неслыханной формы. Его новаторство привлекло многих архитекторов, сформировавшихся в ту пору. Впрочем, большинство их проектов осталось на бумаге: в бурные годы революции и наполеоновских войн строили мало.

При Наполеоне в архитектуре Западной Европы намечается переворот, который при Бурбонах чуть не свел на нет завоевания Леду и его последователей. На смену архитектору-мечтателю, исполненному веры в воспитательное значение зодчества, приходит архитектор-делец, готовый приспособить ко вкусам заказчика весь запас знаний.

Придворные архитекторы Наполеона особенно ясно выразили ту привязанность к классическим формам, которая отвечала желанию его стать равным римским цезарям.

Христианские храмы строятся теперь в виде римских периптеров*, биржам придается облик римских базилик. В большинстве построек бросаются в глаза мотивы, словно "выдернутые" из древних памятников. Понимание ансамбля, которым в высокой степени обладали архитекторы XVIII века, постепенно утрачивается. Каждое парадное здание мыслится как обособленный памятник.

Это не значит, что на Западе в то время не было дарований: просто они не могли себя выявить. Свидетельство этому - творчество Тома де Томона, который лишь в России сумел развиться в крупного мастера. Прежде чем русские зодчие Воронихин и Захаров успели проявить приобретенный за границей опыт, он развил в своих произведениях, вроде Одесского театра, новые архитектурные вкусы Франции.

Наиболее значительной его работой стала петербургская Биржа. По своему общему расположению и особенно фасаду эта постройка близка к проекту одного французского архитектора. Но сходство не лишает ее оригинальности. Если бы Тома де Томону пришлось возводить ее у себя на родине, она, конечно, имела бы совершенно другие формы.

*Периптер (от греческого periptero - окруженный колоннами) - тип древнегреческого храма: прямоугольное в плане здание, с четырех сторон обрамленное колоннами.

Продолжение